Мы будем собираться по субботам. Заваливаться домой к Поттерам и пить чай. Делать вид, что нам и в самом деле нравится пить этот дурацкий чай, а когда сил сдерживать смех уже не будет - разбавлять цейлон хорошей порцией коньяка. Волшебные пропорции – две выпитых стопки на одну вылитую чашку, подсказанные Френком и подтверждённые Фабианом.
Мы будем смеяться. Так, как смеялись когда-то давно, почти за пределами памяти. Мы будем травить старые анекдоты с бородами длиннее, чем у Дамблдора и хохотать над ними. Пусть мы слышали их сотни раз – всё равно. Мы будем дышать смехом. Потому что не анекдоты важны, а голос, который их рассказывает. Звонкий смех Марлен, прорывающийся сквозь дружный гогот и подхватываемый Гидеоном.
Мы будем вспоминать то, что осталось за дверями школы. Мы будем раскрывать свои секреты и психовать по поводу того, почему не сделали этого раньше. Тогда, когда эти тайны были важны, когда они казались самым сокровенным, что у нас было. И только лишь замолчав на несколько минут и переглянувшись, мы поймём, что теперь они не мене ценны. Не менее важны. И не менее хранимы, потому что теперь о них знают. Вот только Хитченс так и не раскрутится на сдачу явок и паролей, загадочно переглянувшись с Карадоком и Доркас.
Мы будем укачивать на руках наших детей. Мы будем слушать то, как Алиса и Лили шепчут им колыбельные, пока остальные не видят. И отбирать у Сириуса сигареты, чтобы не дымил над люльками, когда надумает наклониться. Гарри и Невилл будут лишь озадаченно агукать, прищурив глаза и разглядывая сквозь ресницы ухмыляющуюся физиономию Блэка.
Мы будем провожать друг друга по домам, забыв о том, что можем трангрессировать. Мы будем сжимать друг друга в пьяных объятиях и обещать встретиться в следующую субботу. В субботу, которая обязательно будет у нас там – в нашей бесконечности. В субботу, которая станет нашей бесконечностью в доме Поттеров.
12 November 1981В этом году снег выпал удивительно рано. Первые дни ноября уже были укрыты белым саваном. Пушистые хлопья летели с низкого неба, обещая к утру растаять. Однако, всё-таки, маленькими бледными мухами кружили над дорогами, занося проталины и рисуя на лужах замысловатые узоры.
Белое. Их хоронили в белом. Почти всех.
Тёмные следы остаются на холодной земле – там, где подошва нарушает девственную белизну. Цепочка – простая, чуть неровная. Через старое кладбище, затянутое тенями от высоких лип. Тихое, безветренное. Спокойное. Умиротворённое в своём спокойствие и не возмущающееся фактом нежданного визита.
Люпин не знал где похоронена Эрис. Не смог заставить себя спросить об этом раньше и теперь даже не жалел – понимал, что это его ошибка. Одна из многих ошибок, наверное, просто видимая лишь ему. Искать себе оправдания глупо, принять имеющееся – верно. Но попытаться исправить эту ошибку – единственно правильно.
Найти дом, скрытый от взглядов магглов не составило труда. Старый, грузный особняк, надёжно защищённый заклятием, вырастал из снежного морока седым призраком. Окружающее дом молчание не нарушалось даже невидимым ветром. Тихо летящий к земле снег обрисовывал тёмный силуэт. Стоять напротив этого дома не хотелось. Но отыскать кого-то, кто поймёт интерес якобы пустырём, оказалось сложно. Однако – выполнимо. Впрочем, сегодня Ремуса мало интересовали невыполнимые задачи.
― Так она со всей своей семьёй и похоронена, ― хрупкая маггла, стоящая напротив, по-птичьи наклонила голову, всматриваясь в лицо парня, задавшего ей неожиданный вопрос. ― Дальше по улице, будет тропка за холмы – там и найдёшь. Все Хитченсы там лежет. И сиротка тоже. Бедная девочка. Такая молодая. Сердце говорят?
― Сердце, ― едва заметный кивок Рему удался. И улыбнуться почти получилось – сведённые зубы отпустило на несколько мгновений.
Да, конечно сердце. Остановленное Авадой сердце, замершее в изломанном Круциатусом теле. Сердце.
― Бедная девочка, ― повторила маггла, кутаясь в вязаный шарф. ― Такая молодая. Учились вместе?
Люпин только лишь снова кивнул, отводя взгляд и стараясь не смотреть в сторону родового особняка Хитченсов.
Найти тропку не составило труда. Широкая утоптанная дорожка петляла по холмам, выводя к старой полуразбитой церквушке. Пустые окна зияли слепыми глазницами. Но страха не было. Была скорбь. Тихая, безмолвная, укоряющая.
Ограда погоста покосилась. На крючковатых ветвях, вросших в металл лип, лежал тонкий слой снега. Хрупкая паутина измороси покрывала наконечники железных копий, сплавленных в изгородь.
Рем не был на похоронах Эрис. Не успел. Странно, ведь не прошло ещё и месяца – а он не помнит уже где был в тот день. Вызов? Дежурство? Важно? Он был не тут, не вот на этом кладбище – этого достаточно.
Хрупкие ветки хрустят под ногами. Тонкое пальто не спасает от неожиданного холода. Дурацкая привычка – не носить тёплой одежды. Волчья кровь не всегда будет греть. Даже она иногда стынет в жилах. Как сейчас, например.
Ряд старых захоронений открылся почти ожидаемо. Скользя взглядом по надгробиям, Люпин тихо выдохнул, когда увидел знакомую фамилию. И рядом с ней – точно такую же. Хитченсы. Тут. Прерванный род. Меньше месяца назад прерванный.
Подойти поближе труда не составило – ровная земля, присыпанная снегом, стелилась под ноги. Белая под чёрное, сверкающая под разрывы. Цепочка следов вилась змеёй, огибая плиты и цветники.
Её крест выделялся на фоне остальных могил. Белый мрамор, кельтский знак. Ровные грани холодного изваяния. Такие неуместные при воспоминаниях о ней. И такие логичные при памяти о её глазах. Обречённость. Белая обречённость на снежном фоне. Свежая могила, заносимая траурным белым.
Рем немигающим взглядом уставился на эпитафию под крестом. Даже не стараясь прочитать витиеватую вязь, уже немного затянутую патиной. Странно – ведь прошло меньше месяца. Совсем немного для того, чтобы появиться мху.
Захотелось дотронуться до вершины креста. До обточенных перекладин, до изогнутого обода. Пройтись пальцами по холодному камню, словно бы стараясь поверить в то, что его не существует. Убедиться в этом фантоме, развеять иллюзию. Разбить снег, хлопьями ложащийся на чёрную землю. Свежую ещё землю.
― Ты бы дала мне по уху за такую слабость…
Пачка сигарет в кармане всё-таки, оказалась. Огонёк зажигалки – обыкновенной маггловской зажигалки с нелепой голой девицей на корпусе, вспыхнул слишком ярко, резанув по глазам. Дыхание вырвалось на руки, окутывая ладони дымкой. Попало на ресницы, заставляя зажмуриться.
Висящая над головой полная луна, издевательски проступающая на дневном ещё небе, давила на плечи.
Отредактировано Remus Lupin (2012-11-28 17:43:37)
