.
Раздражение. Слово, крутившееся в твоей голове с самого утра, наконец-то оформилось и сорвалось с губ ругательством-междометием. Тебя раздражали стены, толстые, вековые стены, покрытые старомодными обоями, пропускающие через себя, или оставляющие внутри, любой звук, произнесенный в доме на площади Гриммо 12. Тебя раздражал слишком яркий и слишком искусственный свет в гостиной, и постоянно задернутые наглухо шторы. Тебя раздражал шаркающий и кряхтящий Кикимер, прошу заметить, шаркающий и кряхтящий намеренно громко. Тебя раздражала маменька, пьющая чай в одно и то же время, и чтящая эту свою традицию ничуть не меньше остальной сотни, что были переданы ей в наследство от предков.
Ты спускаешься по лестнице в столовую, и шум твоих шагов пылью оседает в глубинах кладки дома. Задерживаешься на последней ступени, дав старинным часам в гостиной пробить полдень. Вальбурга разливает чай в белоснежный сервиз, принадлежавший поколению Блэков больше двухсот лет, и при этом выглядевший так же, как в день его покупки. Орион макает кончик сигары в коньяк, прежде чем поднести её ко рту и прикурить, его движения походят на движения робота – также точны и отмерены, он делает это в одно и то же время, каждый день, и ты можешь угадать каждый его жест, вплоть до момента, когда он трет переносицу или моргает. Вся жизнь в доме Блэков похожа на день сурка, круговорот дежа вю моментов, пародию на жизнь обычных людей.
Большая стрелка часов с щелчком передвигается, теперь она указывает на двойку, а значит, в столовую войдет Регулус. Еще десять минут, еще один щелчок, и через порог переступит Кикимер с подносом полным печенья. Через какое-то время ты тоже поддашься атмосфере и войдешь в роль, доставшуюся тебе от дедушки, ты киваешь головой, вежливо благодаришь маман, принимая из её рук чашку с чаем, сценарий, не менявшийся две сотни лет. Дед никогда не любил это чаепитие, и всегда злился, что его отвлекают от чтения в библиотеке, иногда тебе кажется, что твое раздражение – это его раздражение, передавшееся по наследству.
— Сириус, - говорит Орион, вернув пустую чашку на поднос и затушив сигару, - приведи себя в порядок, сегодня вечером мы пойдем свататься к твоей будущей невесте.
Буднично, без единой интонации, будто светская болтовня о погоде, вот так решается жизнь отпрысков в доме Блэк. Теперь ты понимаешь, что раздражение тебе передалось не от деда. Это твое собственное раздражение.
Оцепенение. Какое-то время ты стоишь посреди своей комнаты, не в силах пошевелить ни пальцем. Тебе назвали её имя – Кристабель Розье, староста слизерина, отличница, умница, красавица. Ты слышишь в голосе матери надежду, что девушке удастся тебя перевоспитать. Ты готов расхохотаться ей в лицо, но вместо этого сдержано благодаришь и выходишь из столовой, а после через две ступеньки несешься в свою комнату, чтобы закрыть дверь, глаза и уши. Еще одна ниточка привязывает тебя к чистокровнейшему и древнейшему роду.
В доме Розье вы сидите с Кристалл друг напротив друга, и она кажется тебе счастливой, когда подливает вино, когда улыбается сальным шуткам Ориона, когда скромно опускает взгляд на похвалу отца. Её пытаются продать подороже, как редкий, диковинный товар, и от этого становится особенно мерзко. Ваши родители обсуждают приданное, обсуждают дом, где вы будете жить, обсуждают пост в министерстве магии, который ты займешь, как только окончишь школу, обсуждают вашу семейную жизнь, обсуждают количество детей – не меньше трех, потому что чистокровные волшебники ценятся гораздо выше, чем состояние в тысячу галеонов. Кристалл улыбается, Кристалл кивает головой, Кристалл смеется.
Ваши родители говорят о вашем будущем, и искренне, совсем как дети, радуются сплетению ветвей древа Блэк и Розье, теперь, когда все решено, отец смотрит на тебя с одобрением. Бокал в твоей руке начинает дрожать, ты подносишь его к губам и красная, сладкая жидкость льется тебе на рубашку, тонкая ножка бокала преломляется и осколками режет твою ладонь. Даже не извинившись, как того требует этикет, встаешь из-за стола и направляешься в ванную, опускаешь руку под струю ледяной воды, окрашивая её в красный цвет. Порез рассекает твою ладонь от холма луны к холму юпитера, рассекает линии твоей жизни, судьбы, здоровья, и если бы на занятиях прорицания ты был бы внимательнее, смог бы увидеть в произошедшем глубинный смысл, но ты не был. И видишь лишь кровоточащий порез.
За спиной слышишь тихие шаги, это Кристалл, видно, ваши родители сочли необходимым проверить, не убежал ли ты. Орион знает, это в твоем стиле, но мистер Розье об этом знать не должен, тебя тоже пытаются продать подороже.
— О, моя дорогая женушка, - ты видишь отражение Кристалл в зеркале, она стоит у тебя за спиной, теперь она кажется испуганной, – тебе не надоел этот фарс, Белль? – сокращаешь её имя иначе, чем остальные, тебе кажется, что Кристалл звучит слишком вычурно, сегодня ты слышал её смех, и имя Белль подходит ей больше.
— Ты довольна выбором твоих родителей? А может, ты помогала им его принять? – тебе следовало остановиться и не срывать свою злость на ней. В этой ситуации, Кристалл такая же жертва, и ты это понимаешь. – Что за хуйня творится с этим миром? Мы живем, черт возьми, в двадцатом веке, а не в гребанном средневековье.
Холм юпитера отвечает за счастье, холм луны за душевное равновесие, порез на твоей руке рассек их надвое. Рука все еще кровоточит.
— Прости, - тихо произносишь. – Я не хотел кричать. Просто это чувство… нескончаемого дежа вю, оно меня убивает.