«Я помню, как мы с мамой гуляли неподалёку от дома. Шел дождь, но разве это страшно, когда у тебя есть пятилетний опыт жизни и желтые резиновые сапожки с бабочками? Дождь – это совсем не страшно. Я поняла это, когда мой очередной скачок из лужи в лужу разбудил Нечто. Я так испугалась, когда это Нечто – длиннющие спутанные волосы, кривой нос и одежда вся в заплатах – вытянулось передо мной во весь свой рост и заулыбалось. Искренне так. По-доброму – теперь я понимаю это. И мне немного стыдно, ведь тогда я по-щенячьи взвизгнула и спряталась за маму. Она еще крепко-крепко взяла меня за руку и повела прочь, шепча что-то ласковое. А я шла, спотыкаясь, и всё никак не могла перестать оборачиваться. Боялась, что Нечто пойдет за мной и заберёт меня в свою страшную сказку. А дома папа рассмеялся и сказал, что это просто местный бродяга. Когда я поступила в Хогвартс, я решила отнести ему зачарованный согревающий плед – извиниться. А он уже куда-то ушел».

        А маленькая девочка в резиновых сапожках осталась. Присмотритесь – вон она, прячется за спиной мисс Эллиот Ллойд, целителя-стажера. Война нависла над ней, над всем миром, а она только и знает, что трусливо выглядывать из-за чьего-нибудь плеча. Не выдержала и года в общей практике – сломалась, когда в сентябре на её глазах умер отец Дэйзи.
        И война осталась. Едва Марджери Брикетт ушла в декрет, маленькая девочка изо всех сил толкала Эллиот Ллойд к заведующему отделением. Проситься дежурной медсестрой в единственное близкое и понятное ей место в этом мире изумрудных халатов. В просторную комнату с красками на стенах, мягкими игрушками и смешливыми пациентами.

  – Божечки, Чарли! Милый, кто тебя так?
  – Эта я шам! – гордо восклицает семилетний мальчишка, нарядившийся в костюм морковки – рыжие волосы, зелёная кожа.
  – Мисс Ллойд, не стойте разинув рот. Ну же, мальчику срочно нужны очищающие чары и наст…
  – Промывание ему нужно. Солевой раствор орально или клизму с лимонным соком ректально, пусть сам выбирает. И, для закрепления эффекта, подзатыльник – наружно, в область межушной пустоши.
  – Мисс Ллойд, у нас тут больница Святого Мунго, а не маггловский цирк в белых халатах, последний раз вам говорю! Вы ведьма или кто?!
  – Я врач, – сухо отвечает она, подхватывая ребёнка на руки. Бабушка всегда говорила, что конфеты с непредсказуемым вкусом до добра не доведут. Шуршат карманы Чарли, набитые сотней фантиков…

        …шуршат страницы истории чужой жизни под бледными пальцами. «Пациент Чарльз Уизли, 1972-го года рождения, поступивший с подозрением на драконью оспу, выписан 25.10.1980  года. Рекомендуется: овощная диета на месяц, безоаровое зелье два раза в день, и… Молли, следи за оболтусом, милая». Элли откладывает в сторону историю болезни и мятый пергамент – под конец смены уже не получается совмещать приятное с полезным. Письма друзьям с работой. Утомленно откинувшись на спинку стула, она смотрит на стол, заваленный бумагами. На игрушечного дракона, которого она купила Чарли в подарок. На часы – еще немного и можно будет идти домой, забыться сном, а с утра – сразу к Уизли, «к чёрту письма».
        Молли будет кормить ее пирогами и шутливо жаловаться на детей, Артур – выспрашивать тайны штепселей, а Чарли… Чарли будет дуться – стоило, наверное, применить щадящие (а значит, волшебные) методы в его случае. Очередное пищевое отравление – не повод для воспитания чужих детей, пусть даже Молли и Артур делают вид, что не возражают. Но у маленькой девочки, которая, попадая в Нору, не боится выбежать из-за спины Эллиот, есть своё волшебное лекарство от всех надутых щек.

  – А вот этот здоровенный кто?
  – Это детеныш перуанского змеезуба. Но он не здоровенный, что ты. Что ты, Чарли, я же рассказывала. Это просто картинка такая. На самом деле он со-овсем маленький, с тебя размером.
  – Я большой!..
  – Значит, и детёныш змеезуба большой?
  – А мама заставляет его есть овсянку?
  – Ну что ты, Чарли. Она заставляет его кушать маааленьких рыжих мальчиков!
  – Значит, он маленький! А я большой. Я сам его съем!
  – Конечно, съешь, Чарли. Конечно, съешь…

        Элли закидывает в рот оранжевую конфетку – не «Берти Боттс», а обычный маггловский леденец с сюрпризом внутри. Тиканье часов сливается с апельсиновым шипением на языке. «Всё бы отдала сейчас за овсянку от Молли», – и только время ей мешает. Но даже оно не знает, какой же сюрприз скрывается под слоем цитрусовой шипучки. Элли догрызает сердцевину конфеты. Раз, два, три…
        – Мисс Ллойд, в больнице совсем нет местов.
        – Что-о? – глаза-болота оживают, когда в палату врывается санитар с каталкой, – Заткнись, Ларри. И увози его. Никаких, как ты выражаешься «жмуриков» в моем храме света, любви и добра, – Ларри не слушает, он продолжает говорить совершенно невозможные вещи. Элли хмурится, но ничего сделать с твердолобым санитаром не может – он столько раз выручал ее в самом начале новой практики, когда оказалось, что проще изобрести лекарство от рака, чем уговорить маленьких пациентов придерживаться постельного режима. «Это совершенно, совершенно не важно. Бабушка говорила, что мне стоит быть уверенней в себе. И перестать жевать губы», – стремительно встав со стула, Эллиот решилась на последнюю попытку сопротивления:
        – Серьезно, увози его на пятый. Ларри, миленький, ну пойми – он отравит своей смертью всю атмосферу, а завтра снова придут де… – голос срывается, когда Ллойд следит за своей вскинутой рукой и видит, кого ей доверяют, – дети, Ларри. Завтра здесь будут дети, а сейчас – он. Ступай, – но Ларри не слушает, он уже ушел.
        А вместе с ним и страх. Груз ответственности кажется легче пушинки, когда на кону жизнь старого друга. Некогда сомневаться. Даже часы будто бы стали тикать быстрее, отмеряя шаги Элли до каталки.
         «Привет, Поттер. Тебе не кажется, что ты уже слишком взрослый, чтобы отлынивать от работы, ссылаясь на насморк?» – жаль, что эти слова из другой, параллельной реальности.
        – Что еще за «диагноз неизвестен»? Кто вообще так говорит. Где заключение дежурного целителя? Всё это какие-то глупости. Поттер, кто тебя осматривал?    
        – Но принцы не умирают, так ведь, Элли?
        «Узнал меня? Значит с памятью все в порядке», и что-то про прятки. Да, точно, нестройные мысли в голове начинают играть в прятки с рассудком, когда Элли смотрит прямо в растерянные, потерянные глаза Джеймса Поттера и не может себя заставить отвести взгляд. В ее голове вихрастый мальчишка, поднявший руку с золотым снитчем, садится на метлу и улетает в небытие, оставляя вместо себя бледное лицо мужчины на койке. «Нет-нет-нет», она неосознанно дергается вперед и чьи-то руки тянут ее за самую душу, за самый ворот зелёного халата, сминая ткань и недавний покой.
        – Не смотри на меня так: твои глаза уже плетут венок из одуванчиков мне на могилу.
        – Ты сам как одуванчик, – пытается улыбнуться, поправляет халат, возвращает в карманы, выпавшие из них конфеты. Вышивка на груди, портрет Мунго Бонама на стене, и болезненно-яркое еще воспоминание о тихом «очень жаль» мистера Тики, которым он встретил её желание прервать стажировку в отделении недугов от заклятий – всё это обязывает взять ситуацию в свои руки, облегчить страдания пациента и вылечить, немедленно вылечить. «Но я же» детская медсестра, комната с игрушками, конфеты.
        – Но разве ты веришь в смерть, Элли? Когда ты успела познакомиться с этой уродливой старухой, девочка?
        – Война, Джеймс, тебе ли не знать? – Элли пожимает плечами и осторожно берется за каталку. – Не стоит тебе лежать на проходе, знаешь. Как будто тебя в любой момент могут увезти. Мои детишки… пациенты, я хотела сказать… всегда быстрее поправляются, если лежат возле окна. Тебе повезло, что вчера утром выписали последнего и тут пусто. Они всегда так радуются новеньким. Они бы решили, что ты сын великанов. Испугались бы по самые уши и выше, ты слышишь? Джим? Эй, Джим? – давно её не пугали пациенты. Но Элли не округляет глаза, не открывает рот, не замирает нелепым памятником самой себе, как в тот вечер, когда воспоминание в желтых сапожках плакало, спрятавшись под койкой мистера Хукама, утянутого бродягой-войной в бессрочное путешествие по вечности.
        Ноги действуют быстрее чувств. Глаза находят склянку с нашатырем раньше, чем сердцебиение достигает точки невозврата. И только руки немного трясутся, когда Элли смачивает вату жидкостью, проливая немного себе на халат. «Ну вот, придется чистить, чтобы детишки не морщились» – и после нескольких лет войны уже не кажется таким поразительным, что эта громкая сказочница, думает о таких мелочах, пока нос Джеймса Поттера – якобы безнадежного Джеймса Поттера – улавливает резкий запах нашатыря.
        – Я из обычной семьи ведь, обычного мира обычных людей. Мы верим в отрезвляющие штучки, проверенные временем и тысячью носов. Динь-динь, Джеймс Поттер, ваш нос был миллионным, возьмите приз! Хочешь плюшевого дракона? – Элли хмурится, когда Поттер пытается подняться. – Да брось, ты не Питер, Лили не Вэнди, а я не фея. Хотя бы потому, что Питер – это Сириус, но… Джим, ты меня слушаешь? Что же с тобой приключилось? Джим? Ты не умрешь. Слышишь? – Элли раздраженно срывает ярлык с пальца Поттера, будто бы надеясь, что одно это вернет его в мир живых. Или хотя бы в чувство. – Ты не слышишь, ты говоришь… – один маггловский врач научил её – пока пациент говорит, медик думает.
         «Похоже на обычное психическое расстройство. Гребаные маги, что еще вы будете копировать, воровать из моего мира и подчинять своим палочкам?» – краем глаза следя за Джеймсом, Элли отходит к своему столу и роется в ящиках.
         – Не вздумай вставать, я не хочу тебя связывать. Джим?
«Интересно, бинты выдержат, в случае… Господи, как тяжело с этими проклятиями – ювелирная работа. Мириам будет только утром. Мистер Тики – во вторник. Только вот Поттер может не дотянуть. Господи, что делать? Все его симптомы будто из разных проклятий вырваны, а некоторые я вообще впервые вижу. Нет, заклятия тут не помогут – слишком мало конкретики, я могу совсем его с ума свести. Хотя через несколько часов это будет уже не… Сконцентрируйся, Ллойд, черт возьми. Ладно, нейролептиками его лечить – это уже просто смешно, вынуждена признать. Мистер Тики бы сейчас рассмеялся – «хахаха, а ты говорила, что маггловская медицина на много шагов впереди магической». Вот если бы был способ заглянуть в его голову и разобраться, что же навело там такой беспорядок… Что-то… Мистер Тики... Магическая медицина… Заглянуть в голову… Черт возьми, Эллиот!»
        – Ну конечно же! – она взмахивает палочкой и самый потрепанный томик, выпрошенный у куратора для самостоятельного изучения во время тихого часа, открывается на нужной странице. «Ну вот, мистер Тики, а вы говорили, что я ни разу не притронусь к учебным материалам – пропаду в мире конфет и волшебных раскрасок».
        – … дус.
        – Что? – увлеченная описанием ритуала Орлендорского, Элли не сразу понимает, что через бессвязное бормотание пробилось название какого-то заклинания. «Черт тебя дери, Поттер, ну почему ты всегда так», – и она сама не знает, когда эти безумные десять минут превратились для нее во «всегда».
        – Ладно, Поттер, слушай внимательно – у тебя есть еще пять минут, чтобы вспомнить и воспроизвести на понятном мне языке еще что-нибудь полезное. Потом обратной дороги уже не будет, – серьезно говорит она, умоляя руки перестать дрожать – нервы еще никогда не были хорошими помощниками в трансфигурации. Следующий взмах палочки превращает леденец в мел, а ручку в иглу Франка. Элли закусывает губу и резко прокалывает тонкую кожу на мизинце. «Капля, две, три» падают на кусочек мела.
        – Сейчас укусит комарик, потерпи, – сюсюкает, будто бы он действительно один из ее постоянных пациентов. На последней лекции, посещенной Элли до перевода с пятого этажа в детское отделение, Янус Тики только начал описывать этот странный ритуал, позволяющий проникнуть в разум другого человека. Но иного выхода нет – голос Поттера слабел с каждой минутой, а заканчивать предложения он перестал уже в тот момент, когда Элли искала книгу. Замкнув круг, который было решено начертить прямо на полу палаты, Ллойд начинает торопливо копировать руны с 334-ой страницы.
        – Нет, это абсолютная бессмыслица. Время вышло, Джеймс, – грустно качает она головой, отложив книгу в сторону, когда Поттер начинает путать буквы в словах, и левитирует его в центр мелового круга. Из коридора вновь доносится грохотание каталки. «Как чертовски вовремя».
        – Ларри! Отправь, пожалуйста, мистеру Тики сову – мне скоро понадобится его помощь с этим пациентом, – санитар некоторое время смотрит на вновь захлопнувшуюся дверь в палату:
        – Вот ведь чудная девка, у нас своих делов полным полно, да, приятель? – подмигивает лежащему на каталке молодому магглорожденному волшебнику и всё-таки катит того в ближайший кабинет – за пером, пергаментом и чернильницей. Мертвый паренек, наскоро прикрытый белой простыней, ничуть не возражает.
        Тем временем, Элли уже стоит рядом с Поттером внутри круга и по памяти проверяет все символы. «Всё на месте. Нужно действовать, пока он не отключился», – Эллиот зажигает на конце палочки синий огонёк, медленно обводит им круг, касается каждой руны и рисует еще несколько в воздухе прямо над головой Джеймса.
        – Не бойся, Поттер. Мне еще страшней, – Элли хотела бы разбавить всё шуткой, да вот только коленки и правда начинают дрожать, когда она медленно опускается на пол рядом с Джимом и касается палочкой сначала своего, потом его виска, соединяя их слабо сияющей ниточкой света. Глубоко вздохнув, словно перед затяжным погружением под воду, Элли заглядывает в глаза Поттеру. Секунду-другую она изучает отражение начерченных в воздухе рун… а потом кто-то выключает свет.

  – Мистер Тики, вы в прошлый раз не закончили. Почему метод Орлендорского не используется в наши дни? Это ведь могло помочь всем нашим пациентам.
  – Отличный вопрос, мисс Страут. Дело в том, что, несмотря на кажущуюся простоту воссоздания ритуала, мало просто проникнуть в чужую голову. Нужно еще понять, как применить полученные знания.
  – Но неужели никто за двести лет не понял? Не решился усовершенствовать этот ритуал, основываясь на новых открытиях в области заклятий памяти?
  – Знаете, Мириам, нет ничего более тормозящего процесс эволюции, чем страх. Даже я бы не рискнул этим заниматься, зная, что сам мистер Орлендорский так и не пришел в сознание, во время своего последнего ритуала. Так и остался в мире чужих мыслей. Вы можете прочитать об этом на 336-ой странице справочника, если сбежавшая от нас мисс Ллойд соизволит вам его одолжить.

Отредактировано Elliot Lloyd (2012-11-28 21:59:56)