…любой человек вне наших стен стал чужим настолько, чтоб не пустить его в дом. (цэ)

Яркое конфетти, воздушные шары и шарики, умопомрачительной красоты торты с жирным сливочным кремом, который, несмотря на свой отвратительный вкус, всегда ещё до начала торжества оказывается «незаметно так» слизанным; радостные лица, обрамлённые неизменно сильно впивающимися в подбородок и пухлые щёки резинками от совершенно дурацких картонных колпаков. Образцовый праздник в гостиной брутальных хаффлпаффских перцев, случающийся, кстати говоря, наверное, раз в год – на день рождения Хельги, скорее всего.
Таки мудро разделила матушка-природа (али батюшка-Мерлин?) всех обитателей Хогвартса по четырём, разумеется, уникальным каждый в своём роде факультетам. Я к чему это всё, собственно говоря. Праздники у ало-золотых ребят проходили слегка по-другому. А если не лукавить и говорить прям совсем уж начистоту – сильно по-другому. Ну-с, прежде всего, отмечалась каждая пятница – потому что она пятница, под настроение –  каждый четверг, среда, вторник по всё той же прозаической причине, а уж если красный день календаря (действительно красный, а не «случайно» подкрашенный в настенном ежемесячнике Сириусом ультра-новым заклинанием) выпадал на понедельник – то, представьте себе, корона Светлейшего Высочества Праздника, ложилась и на его отягчённую предвкушением трудовой недели голову. О выходных я промолчу… И ещё разок промолчу… В вашем живом воображении, несомненно, сейчас нарисовалась картинка тяжкого двухдневного запоя, одутловатая морда кого-то отдалённого похожего на ***-курсника годрикова факультета эдак в четыре утра в воскресенье? А вот и не угадали. Всё же не стоит из многоуважаемого дома делать притон упивающихся (мваха, каламбур)! Мы не такие, не-а. Как ни странно, в пресловутый уик-енд яркая толпа из башни с эмблемой льва разбредается, например, по Хогсмиду, где индивидуумы (заметьте!) отдельно друг от друга, а не пачечно устраиваются с бутылкой сливочного пива. А всё знаете почему? На выходных пить неинтересно. Ну, скажите, какой смысл? Ни тебе конкретного нарушения правил, ни строго патруля в виде МакГонагалл, что бдит еженощно возле портрета Полной Дамы. Без адреналина-то что за пьянка? Так, компот на «третье» в маггловском детском саду.
Вообще-то, Марлен была очень любопытной. Может, именно поэтому ей удавалось показывать почти идеальные результаты на уроках, хотя в перерывах между лекциями она чаще всего откровенно пинала… всё, что попадётся под ногу. Так вот, оставался один вопрос, на который она никогда не находила, не находит и не найдёт ответа, что её, конечно же, крайне беспокоило, а именно: как жили люди до мародёров? То есть, как жили – понятно, но неужели гриффиндорцы в эпоху довеликолепной-четвёрки были сплошь постными героями с львиными сердцами да высокопарными речами – и только? Верить в это не хотелось, но факт оставался фактом: ни о каком веселье не могло бы быть и речи, если бы (я знаю ,что сложно представить, но вы всё-таки постарайтесь), к примеру, Сириуса отправили в… Слизерин.
Вот так и сегодня, заводилами стали да-да, вот эти ребята. К слову, редкий случай – повод для торжества и правда имелся: всеми любимый, а многими – так просто обожаемый мистер Пронгс отмечал своё кхм-летие. За окном, в подземельях, на крыше башни, одним словом, везде стояла медленно входящая в свои права пятница. Как вы помните, день-икс для всякого рода гуляний (впрочем, если бы даже 27-ое марта вдруг выпало на выходной, предприимчивый Пэдфут обязательно бы на.. обманул календарь). Почему «медленно»? Просто было всего лишь три часа ночи, и для того, чтобы освоиться, прошло ещё недостаточно времени. Зато этого самого времени вполне хватило для того, чтобы на ногах (ну да, пусть на коленках, но всё ж таки!) из всей массы бравых гриффиндорских ребят осталось всего три человека. Нет, это не Питер разговаривал по душам с белым другом. Реми и Петенька вообще сдались чуть ли не раньше всех, чуть не опозорив отличавшиеся стойкостью ряды мародёров, но волноваться было явно не о чем – Джейми и Сиря отыгрались за себя, за выбывших товарищей, да ещё и сверху добавили для верности. Итак, окончательно захмелевшими возле топящегося по случаю марта камина остались Поттер и Блэк плюс приятный бонус в виде короткостриженной блондинки со звучным именем Марлен.
Мисс МакКиннон, беспорядочно сложив худощавые и довольно длинные относительно тела ноги на спинке кресла, а ёжиком светлых волос, соответственно, подметая ковёр, мутным взглядом проводила мосье Чёрных, что отправился аки Штирлиц в ночи за добавкой (хотя куда им уже?). Времени размышлять о том, почему же картинка с Бродягой оказалось перевёрнутой, не оказалось, так как следующая мысль уже вытеснила не до конца оформившуюся предыдущую.
Фууххх…. – лаконично подумалось Марлен. Ну нет, неуютно ей в компании этого парня. В такие моменты она, даже в состоянии очень сильного подпития (нет, не так, особенно в состоянии сильного подпития), жутко боялась только одного: что за «дозой» отправится Джеймс, а ей придётся некоторое время (в лучшем случае – час, и это если гонец не уснёт где-нибудь по дороге, под тёплым бочком рыцарских доспехов, что стоят в бесчисленных коридорах замка-исполина) находиться один на один с Сириусом. После одного, известного только им двоим, момента это стало невыносимым. То есть толстокожему Пэдфуту, должно быть, было откровенно плевать, а вот Марлен, какой бы она там не была пофигисткой на первый и все последующие взгляды, было не по себе. Девушки, что с них взять.
Совершив великолепный для известного градуса кульбит через голову и обнаружив себя в более или менее потребной позе сидящей всё в том же кресле, МакКиннон непроизвольно выдала:
- Слава Моргане, ушёл.
Про всёнасветеслышащего и вездесущего в такие моменты Поттера, который, конечно же, оказался рядом, как-то забылось. А когда вспомнилось, то Марлен, как ни в чём не бывало, упала (нет, это не фигура речи, она и вправду упала) рядом с Джейми, расположившимся на полу, и неубедительно-фамильярным жестом ткнула его кулаком в плечо. Никакой веской фразы на ум не пришло, да и язык не больно-то слушался, поэтому девушка и вовсе решила промолчать, просто дислоцировавшись рядом.

Нелепо и глупо. Случайно проговорившись, выдать случайность, произошедшую столько всего назад. Его жизнь назад, её мгновение назад. Он всё так же усмехается и подмигивает ей, а она улыбкой стеклянеет. Они лучшие друзья, они всё ещё вместе, но не были так далеко друг от друга никогда. Для него никогда не станет никакого «продолжение следует…», а она никогда не забудет, пока не разберётся, пока не выговорит, пока не поймёт.

- Слава Моргане, ушёл. – слышишь ты сама себя. Хуёвое начало для исповеди, а, Марлен? Да и было бы в чём каяться и о чём говорить. Ведь ты даже не помнишь, как случилось так, что друг стал лишним. И уж тем более в мыслях не было изливать душу Пронгсу. Или было и поэтому так хотелось выпроводить того, чужого? Надо когда-то рассказать это себе, хотя бы себе, но Поттер… А что – Поттер? Поттер как раз, пожалуй, лучше, чем ты сама услышит.
Ты прикрываешь веки – тянешь минуты, то надеясь, что можно будет не продолжать, то испытывая себя – сколько времени сможешь продержаться перед этим распахнутым настежь взглядом? И, конечно, вспоминаешь. Накатывает снова – алкоголь, пустая гостиная, обрывки праздника вокруг - всё, всё, как тогда. Кажется, он предложил принести ещё выпить, поинтересовался, что будешь ты – виски, джин, секс? А ты просто рассеянно ответила – да, пожалуй. Или вы молчали и поняли. Что-то опустилось на землю, и вы – поняли, так ведь бывает. А может, тебе захотелось музыки, и он решил сыграть. Просто решил сыграть, будто наперёд был уверен, что тебе понравится. Нет, ты не знаешь. Странно, но время от той сигареты, что он аккуратно вытащил из твоих плотно сомкнутых губ, до той, что ты закурила после, делясь с ним, потому что больше курева не оставалось, выпало, исчезло, стёрто. Помнишь только – внезапно – безлюдную комнату, а потом его чересчур большую майку на голое тело - свою одежду ты, кажется, едва нашла и много позже.

Марлен нахмурила белёсые брови и зарылась пальцами волосы, чтобы скорее отогнать этот хмельной бред. Прошло три месяца. Три чёртовых месяца. А выкинуть из башки эту дурь не выходит, выцарапано словно. Истекают все сроки давности, а она затёрла этот жалкий клочок воспоминаний до прорех, до того, что сейчас уже не может сказать, что было на самом деле, а что додумала походя.
- И с каких это пор у вас с Сириусом появились совместные тайны, о которых не знаю даже я?
Голос Джеймса похолодел на несколько десятков градусов, а сердце МакКиннон бешено забилось. Она крайне редко слышала такую интонацию в его словах, но не-на-ви-де-ла, когда Он так говорил. Детский ужас, что он сейчас заберёт свои игрушки и свалит к кареглазке-Амелии, не отпускал девушку до тех пор, пока она не слышала покровительственное «сестрёнка» или не обнаруживала себя на траве, придавленной хохочущим Прогнсом, временно впавшим в детство. Зато следующая фраза заставила Марлен расхохотаться – надсадно, пластмассово. И даже не от нереальности догадки, а от того, насколько Джимми был далёк от истины.
- Пронгс, друже, мы с тобой давно знакомы, так что же, ты думаешь, что я не приложу Блэка, в случае чего?
Девушка резко оборвала смех, и над друзьями повисла неловкая тишина. Им никогда не приходилось повторять друг другу дважды, да и ложью – тоже успокоить не удавалось. Сейчас ей уже казалось, что он бы всё равно узнал, неизвестно, как, но ведь так было всегда, без секретов, без недомолвок, всегда – безгранично доверяя. Она даже не взглянула на него, всё и так ясно: Джеймс ждал её ответа, а она просто не знала, что говорить, не знала, как начать, не…
- Мы переспали. Всего однажды, рождество – ты его, наверное, помнишь. – Глупо, быстро и зачем-то с чужеродной фразой через паузу. Опять тишина, и ещё одна ненужность, порождённая желанием не молчать, только не молчать:

- Хотя Блэк тебе, наверное, уже… - и всё. Ты так долго этого хотела, тебе было так это необходимо, что ты уложилось в десяток слов, добрых три четверти из которых можно выкинуть. Ты всё уже решила, ты боишься Поттера – и только его – что не поймёт, что скажет, что ты нарушила их неписаный кодекс дружбы и так далее. Но не сказать ты бы тоже не смогла, и особенно это понятно сейчас, постфактум.
Ты хочешь показать, как тебе плевать на всё, а на это – в особенности, но боишься своего смеха – искусственно-нервного, поэтому просто тянешься за сигаретой, повернувшись спиной к другу, а потом долго и сосредоточенно поджигаешь её, гоняя во рту из стороны в сторону.

.       Звон бокалов, табачный дым, слова, перерастающие в гогот. Сириус смотрит на Ремуса, тот советует ему лучше закусывать, но сам, спустя секунду, подносит бутылку огневиски ко рту и делает несколько больших глотков. Сириус смотрит на Марлен. Сириус смотрит на Питера. Хвост возвращает ему бессмысленный взгляд, он выпил слишком много, чтобы соображать, что происходит вокруг, Блэк салютирует ему бокалом, Петтигрю закрывает рот рукой и подрывается в сторону мужских туалетов. Усмешка. Сириус смотрит на Марлен. Сириус смотрит на Джеймса, пьет с именинником на брудершафт и смеётся над его шутками, а потом они пьют снова, уже который раз за вечер, за самого охуенного Джеймса Поттера на свете. Марлен смотрит на Сириуса.
       Каждый взгляд – словно оборот шестеренок против часовой. Хрупкая конструкция, которую они с МакКинон наскоро сотворили и обозвали дружбой, готова рухнуть в один момент. Блэк хочет как-то разрядить обстановку, и произносит тост за Марлен, но бокал выскальзывает из её пальцев и разбивается. Вдребезги. Сириусу надо проветриться. Его штормит, поэтому приходится опираться о спинку дивана, кресло, стену, о раму портрета. Он просит Джеймса и Марлен не скучать и выплёвывается из гостиной в коридор.
       Вы сидели за последней партой на зельеварении. Вы – это ты и Марлен. Всё шло своим чередом: Петтигрю дремал, положив голову на руки, его разморило еще теплое сентябрьское солнце, Ремус варил зелье, пытаясь следовать рецепту, записанному на доске круглым почерком Слагхорна, Снейп, как всегда, старался выделиться, показать, что он лучше других, он так низко склонился над котлом, что удивительно, как его крючковатый нос не оказался в вареве, Джеймс занял парту точно за Эванс, с рыжеволосой старостой сидела Хитченс, Поттер всячески пытался привлечь внимание Лили, и девушка уже несколько раз на него шикнула, вот только выглядеть действительно суровой у неё не получалось – улыбка выдавала.
       — Знаешь, о чем я думаю, Блэк? – говорит Марлен, в зельях она полный ноль, впрочем, как и Сириус, поэтому в их котле бурлит обычная вода.
       — О том, что, если закрыть правый глаз, Слагхорн похож на брюкву?
       Марлен смеется.
       — Нет, Блэк, я думаю, что мы должны выкрасть из коллекции Слагхорна бутылку элитного виски, того самого, которым он хвастался в начале семестра.
       С тех пор «элитная бутылка огневиски» стала именем нарицательным. Джеймс и Сириус как-то пытались стащить её, но были пойманы преподавателем зельеварения. Бутылка элитного виски казалась особенно мягкой на вкус, особенно янтарной по цвету, особенно пьянящей, особенно недоступной. Особенной. И сегодня Сириус обязательно украдёт её, не будь он Блэком. И это заставит Марлен улыбнуться.
       Когда ты пьян, ты не до конца контролируешь свои действия, и если бы Сириуса спросили на утро, как он проник в кабинет зельеварения, он бы не нашелся, что ответить. Сириус действует на автопилоте, перебирает все известные ему заклинания, которые могут отключить защитные чары зельевара. Проникнуть в кабинет Слагхорна удаётся незаметно, но, когда Блэк пытается взломать шкафчик перочинным ножом, на пороге кабинета появляется миссис Норрис. Сириус тихо рычит на кошку, та отвечает ему низко и надсадно, а после убегает к своему хозяину. У Сириуса всего несколько минут на то, чтобы уйти, прежде чем сюда приковыляет Филч. Замок, наконец, поддается, и спустя мгновения в руках Блэка оказывается та самая «элитная бутылка огневиски», секунда и он уже несется по коридору в сторону гостиной, не потрудившись запереть шкафчик.
       — Так-так-так, ученики шляются по школе в ночное время… - голос завхоза остается позади, но Сириус всё же делает небольшой крюк, воспользовавшись одним из потайных ходов школы. Зато он возвращается в гостиную без приключений. И с выпивкой. С самой лучшей выпивкой.
       Джеймс и Марлен сидят близко-близко, и сначала тебе кажется, что между ними что-то есть, и что ты пришел не вовремя. Но ты слышишь голос Поттера:
       — Но ты же его не любишь? – ты слышишь голос Поттера, и всё понимаешь.
       Рождество – праздник одиноких людей. Ты растворяешься в бликах свечей, в блеске гирлянд, в словах, в смехе, в алкоголе, ты окружаешь себя людьми, но ни один день в году не заставляет себя чувствовать настолько слабым и уязвленным. По старой, детской привычке ты ждёшь чуда, но оно не происходит. Чудес с тобой уже никогда не случится. И, что бы ты не делал: говорил, слушал, смеялся, пил, наливал, произносил тост, обнимался, курил - в каждую секунду этого вечера, если ты вдруг обернёшься, ты увидишь своё одиночество. Оно стоит в самом тёмном углу комнаты и греет в ладонях бокал с огневиски. Пожалуйста, не пытайся встретиться с ним взглядом, никогда не пытайся встретиться с ним взглядом, потому что в его глазах безнадёга, в них фраза: «Тебе никуда от меня не деться».
       Тем вечером ты пытался убежать в вино, в чьи-то теплые, малознакомые руки, и у тебя почти получалось, получалось до тех пор, пока ты не посмотрел назад. Пока ты вдруг не увидел одиночество Марлен.
       Постепенно гостиная опустела, и остались только вы вдвоём одни. Ты затянулся сигаретой, что секунду назад сжимала губами Марлен, и бросил окурок в догорающий камин. А после что-то сказал, наверняка, что-то сказал, и твои слова оказались лишними и не к месту, и потому ты их даже не можешь теперь вспомнить. Зато в твоей памяти её обветренные губы. Зато в твоей памяти её холодные пальцы. Зато в твоей памяти чувство зашкаливающего адреналина.
       Та ночь была не признанием в любви или симпатии, просто ты остро чувствовал её одиночество, и тебе хотелось помочь ей, разделить его (одиночество) на двоих. Это был твой способ дружеской поддержки. Он же гораздо лучше слов, которые сотрутся наутро. Зато в твоей памяти то, как вы курили одну на двоих, сидя на диване. Ваши лёгкие требовали дыма, но в пачке больше не было сигарет. На Марлен была твоя футболка, она её тебе не вернула, и вы сидели так близко, что ты чувствовал её тепло.
       А потом ты просто встал и ушел. И, как только дверь за твоей спиной захлопнулась, ваша дружба дала трещину.
       Возможно, Марлен ждала разговора, возможно, она хотела чего-то большего, но ты не мог этого знать. Ты пытался жить дальше, как раньше, но удавалось с трудом. Та ночь – словно глава книги, зачитанная до дыр, до запятых, ты читал её снова и снова, не в силах перевернуть страницу, из-за страха узнать, чем закончится ваша история. Чудес не бывает, книги со счастливым концом остались в далеком детстве.
       Вы с Джеймсом никогда не делили женщин, и Марлен, по умолчанию, принадлежала Поттеру, не смотря на Эванс, не смотря на Амелию, не смотря на то, что между Джеймсом и Марлен никогда ничего не было и быть не могло. Но именно поэтому ты не рассказал о той ночи лучшему другу.
       — Но ты же его не любишь? – вопрос, повисший в воздухе. Сириус резко свинчивает с бутылки огневиски крышку, что та укатывается под диван. Юноша делает несколько больших глотков, горло, обожженное алкоголем, не чувствует ни вкуса, ни градуса напитка. Блэк пересекает гостиную, ставит бутылку на пол, а сам садится в кресло.
       — Я достал её. Элитную бутылку Слагхорна, - говорит.
       Слова редко находят своё место, и чаще нужно сохранять молчание, чем говорить что-то невпопад, но сейчас Сириус должен сказать что-нибудь, о своих чувствах к Марлен, или об их отсутствии. Но Блэк не может. Он предпочел бы быть пойманным Слагхорном, чем продолжать эту беседу. Да и что он может сказать?
       — Джеймс, прекрати строить из себя старшего брата, мы с Марлен сами во всем разберемся? Не то. Они не разберутся, Сириус никогда не найдет нужных слов, он и сейчас не понимает, зачем Марлен затеяла этот разговор? Неужели… Взгляд скользит по её фигуре и задерживается на животе. Нет, вроде, всё в порядке.
       Блэк хочет курить и замечает свои сигареты в руках Джеймса, нервная усмешка – дежа вю той ночи, юноша прикрывает глаза и трёт переносицу. Ему. Не. Хочется. Ни. О. Чем. Говорить.