Он меpил одним стаканом
Спиpт и маpихyанy, саyзy и кастpол.
Он выпил всю водкy pазом,
Выпил текилy с джазом,
Пpопил весь pок-н-pолл.

   Твоё бледное лицо, стеклянные глаза и раскинутые в разные стороны руки. Оцепенев, я смотрел, как ты лежишь на ледяном каменном полу и не дышишь. Словно кто-то сыграл злую шутку, превратив тебя в статую. Конечно! Стоит только взмахнуть палочкой, прошептав «Оживи», и ты снова будешь хохотать над моим галстуком, который я надел на свидание с Эванс. Почему же так дрожат руки?

   В тот день ты лежал в больничном крыле из-за меня. Олень расслабился, и волк серьёзно покалечил собаку. Привычка усыпляет бдительность. Раз за разом переживая шторм в пять баллов, мы уже и представить себе не можем, что это далеко не предел. Команда ликует, но однажды отработанная годами безупречная тактика летит к чертям.
   Ты лежал в больничном крыле, Ремуса лихорадило в спальне, Питер и прочие сокурсники-гриффиндорцы толпились у медпункта, мучая вопросами мадам Помфри. И только я поплёлся на ЗОТИ. По иронии судьбы профессор решил, что студентам пора практиковать ридикулус. Помню, как в ужасе отшатнулся от новой вариации своего боггарта. Я так и не смог рассказать тебе… «Сентиментальный придурок», - вот что бы ты мне ответил. Как всегда в точку, друг. Как всегда, в точку.

   - Оживи. Оживи-оживи-оживи, мать твою! Безрезультатно. Палочка показалась бесполезным куском деревяшки. На смену страху пришло отчаяние. Поттер склонился над Блэком, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни, и вдруг заметил зелёную склянку, валяющуюся в тени неподалёку.
  - Мерлиновы кишки! Чтоб меня сквибы заавадили! Через секунду он уже читал содержание полуразъеденной этикетки:
Применять в разбавленном виде, в соотношении *стёрто* Передозировка приводит к потере сознания. Если не вывести настойку через *стёрто*яд акромантула, содержащийся *стёрто* может вызвать *стёрто* к летальному исходу.
Сухие строчки, описывающие чью-то смерть. Твою смерть.

   Когда нам было по 13, ты приезжал ко мне в Годрикову Лощину. Всего на пару недель летних каникул. Вальбурга бы тебя не пустила, но ты сказал, что отправишься погостить к дяде Альфарду, и это сработало.
   Очередная бунтарская выходка. Мы так радовались, что решили непременно отметить сиё событие. Наша первая бутылка огневиски, спёртая под покровом ночи прямо из-под носа моей матушки. Я не смог сделать и глотка, тебя же хватило на целый стакан. Ты бы выпил ещё, если бы не отключился.
   Помню, как плевался и чертыхался, когда тащил тебя в комнату. И почему мы решили пьянствовать в сарае для мётел? Потом я вернулся за огневиски из-за того, что отец любил полетать поутру вместо зарядки. Спрятав «улику» в тумбочку, я сидел и смотрел, как ты спишь. Я думал, через некоторое время тебе обязательно станет плохо и понадобится моя помощь. Но нет, ты спал, как убитый. На одно мгновение мне даже померещилось, что ты не дышишь – настолько незаметно вздымалась и опускалась твоя грудь. Не помню, как в моей руке снова появился огневиски. Задержав дыхание, я сделал три больших глотка и вскоре заснул. Сидя на табуретке и положив голову на руки, на твою кровать.
   Почему же я выпил? Чтобы не показаться слабаком, посчитал я тогда. И только теперь я понимаю, что испугался. Испугался, что ты умрёшь раньше меня.
Утром отец нашёл в сарае стаканы.

   - Ты не посмеешь меня оставить! Очнись, сука! – Джеймс ударил Сириуса по щекам, и ему почудилось, что Блэк шевельнулся, - Я тебя с того света достану! Расстегнув пиджак и ослабив галстук, Поттер взял друга на руки и понёс в ванную для старост. Был поздний вечер, и в коридорах не встретилось ни души.
   Из крана с холодной водой почему-то шла розовая мыльная пена. Малфой – эта ебаная Барби – опять делал эпиляцию! Придётся воспользоваться душем. Тяжело дыша, Джеймс включил воду и попытался поставить Сириуса на ноги, но тот тут же повис тряпичной куклой у него на плече. Хотя Поттер и привык к прохладному душу, который принимал после каждой тренировки, его трясло.
   - Ледяная, сволочь. Главное, не переборщить. Пиджак, рубашка, брюки, галстук – всё вымокло насквозь. - Ну же, дружище, возвращайся, - крутилось в голове как мантра.

Сириус Блэк и Джеймс Поттер сидят под ледяным душем в ванной для старост. Их мокрая одежда прилипла к телу, по полу размазана блевотина. Только что Бродяга, наконец, пришёл в себя, перед этим пожав руку самому Годрику вкупе с Салазаром. Кто-нибудь, застань он гриффиндорцев в таком виде, подумал бы: «Какого чёрта»?! и наверняка потребовал бы объяснений. Мы могли бы сочинить кучу баек, но скорее всего Сириус просто послал бы мистера любопытство нахуй.
А правда в том, что в один «прекрасный» день ты уйдёшь на свидание с любимой девушкой и даже не будешь знать, что твой лучший друг попытается сдохнуть.

Я вернулся с ЗОТИ бледнее мертвеца, и Лили, увидев это, предложила сходить куда-нибудь развеяться.
- Но Сириус…
- Сириус без сознания, и к нему никого не пускают.
Она сказала, что тебе бы не понравилось это самобичевание и что в случившемся виноваты все мародёры. «Нечего по ночам шляться там, где опасно» (я наплёл ей какую-то муть про Запретный лес). Сказала, что, в конце концов, ты поправишься, так зачем же делать из мухи слона? Зачем устраивать траур?
- Если ты придёшь к нему с таким лицом, он подумает, что ты его уже похоронил.
Я пожал плечами и согласился.

Сириус Блэк, Джеймс Поттер, Ремус Люпин. Бродяга, Сохатый, Лунатик. Мародёры. Наши имена знал любой обитатель школы. Мы были богами этого маленького мира под названием Хогвартс, и даже те, кто терпеть не мог знаменитую троицу, в тайне пытались нам подражать. Зависть и восхищение – две стороны одной медали. Блэк, Поттер и Люпин - боги, которых ненавидели и превозносили, грёбаные энергетические вампиры, провоцирующие людей на эмоции. И разница между нами и остальными была очевидна: мы находились на вершине Олимпа и поэтому могли делать всё, что хотели, ведь это «всё» обязательно получало широкий общественный резонанс. Каждый мечтал урвать от нас хоть кусочек. Но попасть в круг избранных не светило никому: единственное вакантное место - место подручного обожателя, «хвоста» - было занято Питером Петтигрю.
Известность. Слава. Популярность. Для этого недостаточно иметь богатенького папочку и аристократическое происхождение. Недостаточно хорошо учиться. Недостаточно отравлять жизнь противоборствующему факультету. Недостаточно панибратского отношения с преподавателями. Недостаточно. Недостаточно! Не-до-ста-точ-но. Оттого, что ты засунул в жопу перо, ты ещё не стал павлином. Нужно быть лучшим в полном смысле этого слова. Глобально - для всех, а не для кого-то; по-настоящему - неизменно, а не время от времени. А это значило, что ты не мог быть слабым.
Ремусу приходилось быть сильным, чтобы не проиграть зверю внутри него. Сириусу, потому что иначе его бы запихнула в Азкабан традиций собственная семья. Каждый из них имел врага - внутреннего или внешнего. Мне же сражаться было не с кем. Единственный ребенок свободных от предрассудков аристократии родителей - ребенок поздний и поэтому избалованный - я жил, как сыр в масле, и не парился.
И если посмотреть на всё под иным углом, моим главным врагом был мой лучший друг. Он знал: что бы он ни сделал, я всё равно буду любить его. Единственное исключение из этого правила - предательство.
Мой лучший друг прощупывал мои уязвимые места и всегда бил по самому больному. И я его за это любил. Мой лучший друг не давал мне быть слабым. Он бросал меня в огонь и ждал, когда я устрою истерику. Он испытывал, препарировал, дренировал. Всегда весел, хитёр и бессердечен, лучший друг ждал, когда я оступлюсь, дабы ткнуть меня мордой в мои трещины, чтобы я их подлатал. Мой лучший друг запрещал мне распускать сопли. И я любил его ещё сильней. А он любил меня.
Сириус Блэк был тем, благодаря кому я оставался лучшим. Из-за него я не мог позволить себе расслабиться и сдать позиции. Отстанешь – и ты уже на скамейке запасных. В моей же ситуации падение было бы необратимым. Катастрофа, списание со счетов, полный крах, bang-bang, баста.

Вот и сейчас… Поттер не верил, что произошедшее было попыткой суицида. Всего лишь очередная проверка его, Сохатого, на прочность. «Встряхнись, Джимми, вспомни, кто ты на самом деле. Прежде всего – лучший друг Сириуса Блэка и только потом – парень Лили Эванс». Свидание – слишком опрометчивый поступок, когда твой лучший друг лежит в больничном крыле, и случившееся в палате – молчаливое напоминание; возможно, бессознательный намёк на то, что пора уже пересмотреть свои приоритеты.
Вероятно, всё было не так и Поттера просто терзало чувство вины, но версия самоубийства казалась слишком абсурдной для того, чтобы принять её в качестве объяснения. Хаотичность же поступка представлялась и вовсе немыслимым вариантом. Безыдейно спустить свою жизнь «в унитаз», выпив настойку, содержащую яд акромантула. Мелко и глупо. Ты - Сириус Блэк, и поэтому не имеешь права на нелепую смерть, твоя смерть должна быть трагической и возвышенной.

- Блять, Джеймс, - шепчет Сириус, – Я думал, что уже умер.
Поттер сжимает руку в кулак, подавляя желание выбить из Блэка всю дурь, – сжимает и разжимает снова. Но проходит несколько секунд, и, замахнувшись, он с силой отправляет кулак в стену. Одна из изумрудных плиток раскалывается, посыпая пол керамической крошкой. Онемевшая от ледяной воды рука плюс состояние шока – Джеймс совсем не чувствует боли – но почему-то холодные капли, стекающие по его лицу, перемешиваются с горячими.
- Я тебя ненавижу, - тихо, почти одними губами, произносит он, - Лучше бы ты и правда сдох, Сириус.
Шмыгнув носом, юноша вытаскивает палочку, взмахом выключает воду, а затем высушивает одежду на себе и на Блэке.
- Эскуро, - с пола исчезают остатки полупереваренного ужина. Кафель и стены остаются мокрыми. Джеймс вытирает лицо рукавом, поднимает покрасневшие глаза на друга и задает единственный интересующий его в данный момент вопрос:
- Почему?

А, может, я хуёвый не настолько,
Чтобы об этом мне не говорить.

       Жизнь в ожидании «худшего завтра». Ты опасаешься дня, когда тебя спишут в утиль, выбросят на свалку, «уволят» за профнепригодность, сдадут на металлолом. «Модель вашего друга устарела». Ты боишься, что однажды исчерпаешь самого себя и станешь ненужным. Из тебя вырастут, как из детской куртки; сложат в мешок, словно древнюю игрушку, снесут в чулан, а затем забудут. И поэтому ты рвёшь свою задницу, только бы не исчезнуть, не раствориться в безликой толпе и не превратиться в одного из многих.

       Мне было одиннадцать, я стоял на платформе девять и три четверти, отмечая про себя ребят моего возраста, и думал, что кто-то из них наверняка станет моим приятелем. Тем, с кем я буду таскаться завтракать по утрам, сидеть за одной партой на уроках и тренироваться в полётах и квиддиче. Этакий подпевала, человек ни рыба ни мясо – знакомый, чуть ближе к тебе, чем все остальные. На большее я не рассчитывал. Смекаете?
       Я смотрел на эти возбуждённые, с широко распахнутыми то ли от радости, то ли от страха глазами, лица, и они казались мне совершенно одинаковыми. Будто за платформой находился конвейер по производству первокурсников. А ещё я встретил несколько носов, владельцы которых так привыкли взирать на окружающих сверху вниз, что за их высокомерием не читалось ничего, кроме пресной пустоты и желания смешать всех с дерьмом. Наверное, теперь вам понятно, почему я даже не надеялся найти среди этих людей «своего» человека, не говоря уже о лучшем друге.
       Помню, как плюхнулся в первое попавшееся купе и в задумчивости уставился на столик перед собой. Внезапно на него «приземлилась» чья-то рука: какой-то мальчишка оперся на твердую поверхность, чтобы размахнуться и закинуть тяжелый чемодан наверх.
- Отполированные ногти, - нахмурился я. У него были идеальные ногти. Такие бывают на покойниках, когда их готовят к церемонии погребения. Затем счастливый обладатель «похоронного» маникюра уселся напротив и, заметив направление моего взгляда, побарабанил пальцами по столу. Я поднял глаза, ожидая столкнуться с очередным «носом», но вместо этого увидел своего лучшего друга. Наглая улыбка исподлобья – Сириус смотрел на меня так, будто провоцировал: «Ну, давай же, скажи какую-нибудь хуйню про мои ногти». И я сказал:
- Если ты застрахуешь их прямо сейчас, то после пары уроков травологии или зельеварения сделаешься первым богачом Хогвартса.
На твоём лице промелькнула тень удивления, смешанного с недоверием – такое бывает у ребёнка, когда незнакомый дядя вдруг предлагает ему мороженое, - а затем ты расхохотался.
       Так началась наша дружба. Ты оказался настоящим психом, готовым пойти на любое безумство. Поначалу мы брали друг друга на «слабо», но вскоре поняли, что этого не требуется - машина, пущенная без тормозов, будет ехать до тех пор, пока не угодит в кювет. Насчет топлива можно не беспокоиться. Наша первая заповедь: «Нужно, чтобы что-то случилось» сделала Джеймса Поттера и Сириуса Блэка знаменитыми на весь Хогвартс. О нас слагали легенды, а мы говорили: «Да, именно так всё и было» и продолжали подливать масла в огонь.
       У популярности есть и обратная сторона: вместе с кайфом ты получаешь зависимость. Танцуя с Дьяволом нужно слушать музыку. Тобою восхищаются, но ты не делаешь почти ничего истинно для себя. И самое смешное, что ты этого не замечаешь. Однако в случае «Блэк и Поттер» всё было несколько иначе.
       Наше вечное соревнование - быстрее, выше, сильнее, круче - вся эта гонка за популярностью… На самом деле нам было плевать на весь мир и на то, что о нас подумают. Слава не являлась самоцелью: мы продолжали состязание исключительно ради дружбы. Лучшие друзья-соперники – ситуация более чем странная. При этом о лицемерии или ноже в спину не было и речи. Каждый из нас искренне радовался успехам другого, так как все достижения шли в общую «копилку» мародёрских подвигов, и одновременно злился на себя. Приходилось быть изобретательным. Эпатаж, непредсказуемость, провокационное поведение, дерзкие выходки – самый лёгкий путь к маленькой личной победе в очередной игре. Манипулируя общественным мнением в свою пользу, ты можешь добиться практически всего, что угодно. Мы развлекались на полную катушку. Опьянённые свободой, нарушали правила, возводили неадекватность в норму, провоцировали и подстрекали. Мы жили для всех, но по-настоящему - только друг для друга. А потом у меня появилась Эванс, и наша дружба дала трещину.
Всё разваливалось, медленно, но верно. Вечный праздник сменился разочарованием, отношения покрылись плесенью обид и непонимания, но мы продолжали верить, что всё обойдётся и рано или поздно будет, как прежде.
       Поттер и Блэк – самые бесстрашные люди в мире – боялись потерять друг друга. Лишиться единственной опоры и оказаться в хаосе одиночества. Это не то чувство, которое стоит озвучивать вслух, особенно если ты и твой лучший друг – мародёры, но мы же умели читать между строк. Каждый из нас знал, что ближе того, кто сидит сейчас рядом, в мокрой ванной для старост, у него никогда не будет, и именно поэтому вёл себя так, а не иначе. Все те новоиспечённые школьнички первого сентября тысяча девятьсот семьдесят первого года, они даже представить себе не могли, каково это – увидев человека в первый раз, понять, что знаешь его всю жизнь.

- Тебя, наверное, Лили заждалась. Ну? Иди. Я нормально.
Джеймса передёргивает, словно его только что ударило током. Только не сейчас… Ради Мерлина, заткнись. Однако Сириус не унимается:
– Иди, Джеймс, я в порядке. Посижу немного и пойду. Да. Всё хорошо.
Внутри что-то взрывается, и юноша начинает говорить, почти забыв о физическом состоянии Блэка:
- Ну давай же, Сириус, скажи, что я тебя предал. Не тем, что пошел на свидание, пока ты лежал в больнице, – это всего лишь песчинка на весах под названием: «А не говно ли мой лучший друг Джеймс Поттер», но есть гирьки и потяжелее… Мгновение юноша колеблется, решая, стоит ли развивать эту тему, но идти на попятную глупо, и он продолжает:
- Проблема не в том, что, а в том, с кем… Ты знаешь, если понадобится, я за тебя землю жрать буду, но ты не можешь простить мне Эванс. Наверно, тебе кажется, что я изменился. Однако я хочу докопаться до сути. Тебе не приходило в голову, что дело вовсе не в Лили и её влиянии на нашу дружбу, а в моей способности любить? Ты же никогда не любил, Сириус. Может, ты бесишься из-за того, что я обставил тебя в этом вопросе?
       Провокация, призванная развязать Блэку язык, и всё же в ней есть доля правды. Джеймс ждёт ответа. Ему давно осточертело ходить вокруг да около, прикрываться сарказмом и делать вид, что всё хорошо.
- Пора бы уже выйти из этого замкнутого круга и расставить точки над «и», друг. А потом я поищу способ, чтобы научиться жить заново.